Идея Стены пришла в голову Уотерсу сразу после того, как в Монреале он воплотил в жизнь строчку из собственной песни «Dogs»: «Кого научили не плеваться в фэна?» Оплеванный паренек из первого ряда ушел вытирать лицо, а Роджер, потрясенный собственной выходкой, позже в гостиничном номере задумался о том, как же докатился до такой жизни он сам, и как случилось, что между публикой и группой со временем выросла стена отчуждения и непонимания. «И вот я подумал: чтобы разрушить эту стену в сознании, неплохо бы ее выстроить на самом деле»…

В течение года Роджер продумывал сюжет, принимая во внимание свои личные юношеские воспоминания и описывая зрелый период жизни как нечто весьма невротическое. Потеря отца на войне и недавний развод с женой – вот ещё две темы, которые он никак не мог обойти. Разрозненные мысли собирались в разрозненные песни, но друг с другом эти песни не клеились, а нужна была чёткая концепция.

Споры о концепции велись между Уотерсом и Гилмором. Обе стороны, будучи принципиально непримиримыми, решили в итоге нанять арбитра в лице канадца Боба Эзрина, чтобы тот решал все спорные вопросы.

В ноябре 1978 года Эзрин присоединился к воюющим музыкантам в Britannia Row, чтобы "стать их Генри Киссинджером", а заодно избавить черновики от монотонной английской назидательности.

«Заокеанский ум» Боба снабдил сюжет голливудской динамикой и хэппи-эндом (Карфаген должен быть разрушен!), а также настоял на определенной доле попсы в альбоме. В конце концов, заявил Эзрин, им нужна не просто новая пластинка Pink Floyd, а чертовски хорошая новая пластинка Pink Floyd. И пусть ее покупают тинейджеры: прибыль будет больше. Гилмор, которому такой подход к делу безусловно импонировал, не без злорадства вспоминал, как выходили из-под Уотерса мега-хиты типа "Еще одного кирпича в стене (часть 2)". Когда б вы знали, под каким давленьем росла Стена...

По словам Эзрина, конфликт между Уотерсом и Гилмором «перешел в открытую войну», когда в апреле 1979 года группа наконец-то приступила к записи доработанного и разученного материала. Тем не менее просто невероятно, но ключевая идея использовать в записи «Еще одного кирпича в стене (часть 2)» детские голоса пришла одновременно в ОБЕ упрямые головы! Задание добыть в студию детей было поручено звукорежиссеру Нику Гриффитсу, ответственному за «конкретные шумы». Тот поначалу собирался отыскать нескольких ребят с просто очень хорошими голосами, затем решил, что гораздо естественнее будет привести в студию целый школьный класс. Недалеко от Britannia Row находилась школа «Айлингтон Грин», славившаяся успехами в преподавании музыки. Поговорив с одним из преподавателей, Аланом Редшоу, Гриффитc остановил свой выбор на четвертом классе. Запись с детьми заняла всего полчаса, после чего детям были обещаны бесплатные уроки музыки в студии.

Очень скоро менеджер РF Стив О'Рурк, не имея более не малейшего понятия, как скрывать от налоговых служб нелегальные сессии звукозаписи на Britannia Row, склонил своих подопечных к аварийной эмиграции во Францию. Там в местечке Миравель, в тишине и безопасности (на первый взгляд), музыканты продолжили работу в студии Superbear. Но если вы думаете, что все споры на этом прекратились, то вы просто недооцениваете Уотерса и Гилмора. Ник Мэйсон, ближайший друг Роджера и крестный отец одного из его сыновей, во всех стычках неизменно занимал сторону своего товарища. Ему это припомнили. «Была такая песня, «Мама», с которой Ник никак не мог справиться, — рассказывал Гилмор. — Я предложил, чтобы Джефф Поркаро отстучал вместо него. Роджер с самого начала не желал ничего слышать — не потому, что Ник был его другом, а просто потому, что эта идея пришла в голову мне». В итоге, в борьбе за «Маму» лагерь Уотерса — Мэйсона потерпел поражение: за ударные сел Поркаро, а партию акустической гитары исполнил Ли Ритенуар.

В случае же с «Комфортабельным оцепенением» проиграл лагерь Гилмора. Эзрину понадобился симфонический оркестр, чтобы «придать их музыке атмосферу как бы театральную, киношную». Гилмор воспринял сие как пощечину классическому стилю Pink Floyd и уперся. Уотерс, как вы понимаете, выступил за предложение Боба — может, даже не из вредности, а чтобы действительно как-то разнообразить пресловутый «Pink Floyd Sound». Уотерса поддержал друг Мэйсон.

«Больше всего споров было вокруг «Комфортабельного оцепенения», — вспоминал Боб Эзрин. — Дэвид настаивал на простой и сердитой аранжировке: гитара, бас и ударные. Но Роджер был на моей стороне». Следующий комментарий Эзрина звучит как-то уж слишком грустно: «Вообще-то это ведь наше общее детище: Дэвид написал музыку, Роджер — слова, а я — оркестровые партии...»

Исполнение оркестровых партий Боб поручил пианисту и дирижеру Майклу Кэмену, специализирующемуся на создании музыки к кинофильмам. Уотерс рекомендацию одобрил, недовольному Гилмору было все равно. Оказалось, что участие/неучастие в записи оркестра — это еще полбеды. «До последнего шли споры о том, какую из двух записанных версий «Оцепенения» считать лучшей, а также как ее микшировать, — жаловался Гилмор. — В первой версии Ник явно облажался, и я настаивал на второй, но Роджер и слышать ничего не хотел; «Оставим первый дубль», и все тут». Столкновения между Гилмором и Уотерсом достигли такого накала, что Эзрин, в конце концов, нанял студию неподалеку от Superbear и «выслал» Роджера туда.

Ближе к сентябрю, когда музыкантам оставалось всего два месяца на шевеления, они решили устроить себе двухнедельный отпуск, чтобы затем продолжить запись в Лос-Анджелесе. Райт в Америку не приехал. Все его участие в проекте сводилось теперь к каким-то незначительным аккомпанементам — Уотерсу не нужны были долгие клавишные пассажи на новом альбоме. Более того, Уотерс постоянно донимал Рика упреками, справедливо считая его сообщником Гилмора. Теперь же неявку клавишника Роджер расценил как саботаж, направленный против всего коллектива. И выдвинул ультиматум: либо Райт выходит из группы и не получает свою долю с 4,5 млн., либо он, Уотерс, вообще останавливает проект, и денег не видать никому. С тяжелым сердцем Райт прибыл в Лос-Анджелес, однако его присутствие оказалось чисто символическим: откровенно говоря, львиную долю клавишных партий в «Стене» исполнили Питер Вуд, Фред Мэнделл да Боб Эзрин. Причем их процент гонорара был куда меньше, нежели у Райта. (Вот и скажите, где тут справедливость!) Наибольшая же ирония заключается в том, что когда альбом все-таки вышел в продажу, на его конверте состав группы указан не был, а посему имена Райта и Мэйсона (!) отсутствовали (чего не скажешь о Гилморе и Уотерсе, чьи фамилии значились в списке авторов и продюсеров).

Заключительный этап работы, изготовление матрицы, происходил уже впопыхах: группа катастрофически не укладывалась в заданные сроки. Поэтому когда в работе была, наконец, поставлена точка, порядок и состав номеров на пластинках (их оказалось две) не совпадал со списком песен на конверте. Песен оказалось и в самом деле слишком много, поэтому альбом чуть было не стал тройным, а это крайне непопулярный формат (слишком дорого). Жесткое продюсирование привело к тому, что сокращались не только строчки и куплеты — местами вырезались целые песни. Но в итоге это дало потрясающий результат: динамика альбома такова, что 80 минут звучания пролетают абсолютно незаметно, — "The Wall" слушается на едином дыхании и практически… ПРАКТИЧЕСКИ… не имеет слабых мест.

Некоторые шероховатости покрыл, отдельные недостатки восполнил, а кое-какие неясности прояснил одноименный фильм Алана Паркера, снятый по горячим следам альбома. В создании этого гигантского видеоклипа, помимо двух мегалломанов, Паркера и Уотерса, принял участие третий мегаманьяк, мультипликатор Джеральд Скарф. И хотя по окончании работы «лебедь, рак да щука» расстались неудовлетворенные результатом и недовольные друг другом, их кинематографическое детище впечатляет и поныне.

Но вернемся к альбому. Как вы помните, он был обещан в ноябре 1979 года. Что ж, группа Pink Floyd (вам смешно?) выпустила его в последний день месяца. 30 ноября, и он был двойным, о чем ни EMI, ни Columbia даже не мечтали. Более того, материал, записанный на пластинках, по сей день считается едва ли не лучшим за всю карьеру рок-группы. Мистификация, скажете вы, и будете правы. Кто такой этот Пинк Флойд, заявленный на конверте альбома? Уотерс? Гилмор? Райт? Мэйсон? А может быть, Эзрин или Кэмен? За редким исключением, музыка, включенная в новую программу, разбивала наше представление о классическом стиле группы и раздвигала художественные рамки жанра. Рок-опера? Мюзикл? Да просто 40 минут болезненных воспоминаний о причинах и следствиях плюс еще 40 минут описания душевной деградации, и в финале — стремительный выход из тупика. Кто из нас не переживал похожий душевный кризис? Кто из нас не мечтал счастливо преодолеть его?

Со времен ленноновского «Plastic Ono Band» рок-музыка не ведала творения более откровенного и безжалостного к себе любимому. Тем и ценен "The Wall", что она обращена к ноющей душе своей зеркальной стороной. Приятно поплакаться в нее, но и не менее полезно набраться сил для борьбы с самим собой.

Наше восхищение и благодарность таковы, что сегодня мы уже не задумываемся о мелочах и не желаем знать, кто есть на самом деле этот Пинк, и что есть на самом деле этот "The Wall". Мое мнение? Цельное музыкально-театральное произведение, выдающаяся работа замечательного коллектива. Возможно, их последнее по-настоящему полноценное творение

И если сегодня, спустя 20 лет, мы решим сдвинуть бокалы, дабы отметить этот маленький, но знаменательный юбилей, я все же предложил бы вам тост за человека, без которого "Стена", возможно, никогда не состоялась бы.

Вы, конечно же, догадались, кто он?

Эндрю Оскар Уорбург!